А продать бы сердце - сделаться металлическим.
Получить бы мозг и всё разложить по рубрикам.
Я в себе ощущаю - до дна - раздвоенье личности. Я не слажу с тем, вторым, молчаливым, рубленным, что сожрет меня с потрохами - дай только повода, отвернись, ослабь поводья - и власть упущена... Так его улыбка мятна, крива, раскованна, так горит в груди от шага его плывущего, так он дышит - я выдыхаю - и воздух тянется, и стучится изнутри мне в больную голову. Он - мой главный враг, урод, раздолбай и пьяница, как я спорю с ним до икоты, кричу вполголоса - на двоих; как он красуется, как жеманится - так и вырвал бы зубами его искусственность. Так любая его чарами одурманена (по утрам не может встать с лежака прокрустова), так он врет и выезжает на сивом мерине, так играет беспечным взглядом, ухмылкой, жестами.
Как его мне опротивело лицемерие. Так засел внутри меня он, застрял железками, как осколок к сердцу ползет, не оставив выбора, что без помощи не вытянешь хирургической. Так последняя надежда на старте выбыла, так он режет мне глаза транспарантом, вывеской, так слезами обливается крокодильими... Неестественен, невозможен - почти берниклево небывалое дерево: падай и хлопай крыльями. Никуда не убежать.
Это я двойник его.
(с) ...Хрусталь...