Глава 10.
ПЕРЕЦ
Леса видно не было. Вместо леса под скалой и до самого горизонта лежали плотные облака. Это было похоже на заснеженное ледяное поле: торосы, снежные барханы, полыньи и трещины, таящие бездонную глубину, и если прыгнуть со скалы вниз, то не земля, не теплые болота, не распростертые ветви остановят тебя, а твердый искрящийся на утреннем солнце лед, припорошенный сухим снегом, а ты останешься лежать под солнцем на льду, плоский, неподвижный, черный. И еще, если подумать, это было похоже на старое, хорошо выстиранное белое покрывало, наброшенное на верхушки деревьев.
Перец поискал вокруг себя, нашел камешек, покидал его с ладони на ладонь и подумал, какое это все-таки хорошее местечко над обрывом: и камешки здесь есть, и Управление здесь не чувствуется, вокруг дикие колючие кусты, немятая выгоревшая трава, и даже какая-то пташка позволяет себе чирикать, только не надо смотреть направо, где нахально сверкает на солнце свежей краской подвешенная над обрывом роскошная латрина на четыре очка. Правда, до нее довольно далеко, и при желании можно заставить себя вообразить, что это беседка или какой-нибудь научный павильон, но все-таки лучше бы ее не было вовсе.
Может быть, именно из-за этой новенькой, возведенной в прошлую беспокойную ночь, латрины лес закрылся облаками. Впрочем вряд ли. Не станет лес закутываться до горизонта из-за такой малости, он и не такое видел от людей.
читать дальшеВо всяком случае, подумал Перец, я каждое утро смогу приходить сюда. Я буду делать, что мне прикажут, буду считать на испорченном "мерседесе", буду преодолевать штурмовую полосу, буду играть в шахматы с Менеджером и попробую даже полюбить кефир - наверное, это не так уж трудно, если большинству людей это удалось. А по вечерам (и на ночь) я буду ходить к Алевтине, есть малиновое варенье и лежать в директорской ванне. В этом даже что-то есть, подумал он: вытираться директорским полотенцем, запахиваться в директорский халат и греть ноги в директорских шерстяных носках. Два раза в месяц я буду ездить на биостанцию получать жалованье и премии, не в лес, а именно на биостанцию, и даже не на биостанцию, а в кассу, не на свиданье с лесом и не на войну с лесом, а за жалованьем и за премией. А утром, рано утром, я буду приходить сюда и смотреть на лес издали, и кидать в него камушки - тоже издали, и когда-нибудь как-нибудь что-нибудь произойдет...
Кусты позади с треском раздвинулись. Перец осторожно оглянулся, но это был не директор, а все тот же Домарощинер. В руках у него была толстая папка, и он остановился поодаль, глядя на Переца сверху вниз влажными глазами. Он явно что-то знал, что-то очень важное, и принес сюда к обрыву эту странную тревожную новость, которой не знал никто в мире, кроме него, и ясно было, что все прежнее теперь уже не имеет значения и от каждого потребуется все, на что он способен.
- Здравствуйте, - сказал он и поклонился, прижимая папку к бедру. Доброе утро. Как отдыхали?
- Доброе утро, - сказал Перец. - Спасибо.
- Влажность сегодня семьдесят шесть процентов, - сообщил Домарощинер. - Температура - семнадцать градусов. Ветра нет. Облачность - ноль баллов. - Он неслышно приблизился, держа руки по швам и, наклонившись к Перецу корпусом, продолжал: - Дубль-вэ сегодня равно шестнадцати...
- Какое дубль-вэ? - спросил Перец, поднимаясь.
- Число пятен, - быстро сказал Домарощинер. Глаза его забегали. - На солнце, - сказал он. - На с-с-с... - Он замолчал, пристально глядя Перецу в лицо.
- А зачем вы мне это говорите? - спросил Перец с неприязнью.
- Прошу прошения, - быстро сказал Домарощинер. - Больше не повторится. Значит только влажность, облачность... Гм... Ветер и... О противостояниях тоже прикажите не докладывать?
- Слушайте, - сказал Перец мрачно. - Что вам от меня надо?
Домарощинер отступил на два шага и склонил голову.
- Прошу прощения, - сказал он. - Возможно, я помешал, но есть несколько бумаг, которые требуют... Так сказать, немедленного... вашего личного... - Он протянул Перецу папку, как пустой поднос. - Прикажете доложить?
- Знаете что... - сказал Перец угрожающе.
- Да-да? - сказал Домарощинер. Не выпуская папки, он стал поспешно шарить по карманам, видимо ища блокнот. Лицо его посинело, как бы от усердия.
Дурак и дурак, подумал Перец, стараясь взять себя в руки. Что с него взять?
- Глупо, - сказал он по возможности сдержанно. - Понимаете? Глупо и нисколько не остроумно.
- Да-да, - сказал Домарощинер. Изогнувшись, придерживая папку локтем и бедром, он бешено строчил в блокноте. - Одну секунду... Да-да?
- Что вы там пишете? - спросил Перец.
Домарощинер с испугом взглянул на него и прочитал:
- "Пятнадцатого июня... Время: семь сорок пять... Место: над обрывом..." Но это - предварительно... Это черновик...
- Слушайте, Домарощинер, - сказал Перец с раздражением. - Какого черта вам от меня надо? Что вы все время за мной шляетесь? Хватит, надоело! (Домарощинер строчил.) И шутка эта ваша глупая, и нечего около меня шпионить. Постыдились бы, взрослый человек... Да перестаньте вы писать, идиот! Глупо же! Лучше бы зарядку сделали или умылись, вы только поглядите на себя, на что вы похожи! Тьфу!
Дрожащими от ярости пальцами он стал застегивать ремешки на сандалиях.
- Правду, наверное, про вас говорят, - пыхтел он, - что вы везде крутитесь и все разговоры записываете. Я думал, это шутки у вас такие дурацкие... Я верить не хотел, я вообще таких вещей не терплю, но вы уж, видно, совсем обнаглели...
Он выпрямился и увидел, что Домарощинер стоит по стойке смирно, и по щекам его текут слезы.
- Да что с вами сегодня? - испугавшись, спросил Перец.
- Я не могу... - пробормотал Домарощинер, всхлипывая.
- Чего не можете?
- Зарядку... Печень у меня... Справка... И умываться.
- Да господи боже мой, - сказал Перец. - Ну не можете и не надо, я просто так сказал... Ну что вы, в самом деле, за мной ходите? Ну поймите вы меня, ради бога, неприятно же это... Я против вас ничего не имею, но поймите...
- Не повторится! - восторженно вскричал Домарощинер. Слезы на его щеках мгновенно высохли. - Никогда больше!
- А ну вас, - сказал Перец устало и пошел сквозь кусты. Домарощинер ломился следом. Паяц старый, подумал Перец. Юродивый...
- Весьма срочно, - бормотал Домарощинер, тяжело дыша. - Только крайняя необходимость... Ваше личное внимание...
Перец оглянулся.
- Какого черта! - воскликнул он. - Это же мой чемодан, отдайте его сюда, где вы его взяли?
Домарощинер поставил чемодан на землю и открыл было кривой от удушья рот, но Перец его слушать не стал, а схватился за ручку чемодана. Тогда Домарощинер, так ничего и не сказав, лег на чемодан животом.
- Отдайте чемодан! - сказал Перец, леденея от ярости.
- Ни за что! - просипел Домарощинер, ерзая коленками по гравию. Папка мешала ему, он взял ее в зубы и обнял чемодан обеими руками. Перец рванул изо всех сил и оторвал ручку.
- Прекратите это безобразие! - сказал он. - Сейчас же!
Домарощинер помотал головой и что-то промычал. Перец расстегнул воротник и растерянно огляделся. В тени дуба неподалеку стояли почему-то два инженера в картонных масках. Поймав его взгляд, они вытянулись и щелкнули каблуками. Тогда Перец, затравленно озираясь, торопливо пошел по дорожке вон из парка. Всякое уже, кажется бывало, лихорадочно думал он, но это уж совсем... Это они уже сговорились... Бежать, бежать надо! Только как бежать? Он вышел из парка и повернул было к столовой, но на пути его снова оказался Домарощинер, грязный и страшный. Он стоял с чемоданом на плече, синее лицо его было залито не то слезами, не то водой, не то потом, глаза, затянутые белой пленкой, блуждали, а папку со следами клыков он прижимал к груди.
- Не сюда изволите... - прохрипел он. - Умоляю... В кабинет... Невыносимо срочно... Притом, интересы субординации...
Перец шарахнулся от него и побежал по главной улице. Люди на тротуарах стояли столбом, закинув головы и выкатив глаза. Грузовик, мчавшийся навстречу, затормозил с диким визгом, врезался в газетный киоск, из кузова посыпались люди с лопатами и начали строиться в две шеренги. Какой-то охранник прошел мимо строевым шагом, держа винтовку на караул...
Дважды Перец пытался свернуть в переулок, и каждый раз перед ним оказывался Домарощинер. Домарощинер уже не мог говорить, он только мычал и рычал, умоляюще закатывая глаза. Тогда Перец побежал к зданию Управления. Ким, думал он лихорадочно. - Ким не позволит... Неужели и Ким?.. Запрусь в уборной... Пусть попробуют... Ногами буду бить... Теперь все равно...
Он ворвался в вестибюль, и сейчас же с медным дребезгом сводный оркестр грянул встречный марш. Мелькнули напряженные лица, вытаращенные глаза, выгнутые груди. Домарощинер настиг его и погнал по парадной лестнице, по малиновым коврам, по которым никогда никому не разрешалось ходить, через какие-то незнакомые двусветные залы, мимо охранников в парадной форме при орденах, по вощеному скользкому паркету, наверх, на четвертый этаж, и дальше, по портретной галерее, и снова наверх, на пятый этаж, мимо накрашенных девиц, замерших, как манекены, в какой-то роскошный, озаренный лампами дневного света тупик, к гигантской кожаной двери с табличкой "ДИРЕКТОР". Дальше бежать было некуда.
Домарощинер догнал его, проскользнул у него под локтем, страшно, как эпилептик, захрипел и распахнул перед ним кожаную дверь. Перец вошел, погрузился ступнями в чудовищную тигровую шкуру, погрузился всем своим существом в строгий начальственный сумрак приспущенных портьер, в благородный аромат дорогого табака, в ватную тишину, в размеренность и спокойствие чужого существования.
- Здравствуйте, - сказал он в пространство. Но за гигантским столом никого не было. И никто не сидел в огромных креслах. И никто не встретил его взглядом, кроме мученика Селивана на исполинской картине, занимавшей всю боковую стену.
Позади Домарощинер со стуком уронил чемодан. Перец вздрогнул и обернулся. Домарощинер стоял, шатаясь, и протягивал ему папку, как пустой поднос. Глаза у него были мертвые, стеклянные. Сейчас умрет человек, подумал Перец. Но Домарощинер не умер.
- Необычайно срочно... - просипел он, задыхаясь. - Без визы директора невозможно... личной... никогда бы не осмелился...
- Какого директора? - прошептал Перец. Страшная догадка начала смутно формироваться в его мозгу.
- Вас... - просипел Домарощинер. - Без вашей визы... отнюдь...
Перец оперся о стол и, придерживаясь за его полированную поверхность, побрел в обход к креслу, которое показалось ему самым близким. Он упал в прохладные кожаные объятия и обнаружил, что слева стоят ряды разноцветных телефонов, а справа тома в тисненых золотом переплетах, а прямо монументальная чернильница, изображающая Тангейзера и Венеру, а над нею белые умоляющие глаза Домарощинера и протянутая папка. Он стиснул подлокотники и подумал: ах, так? Дряни вы, сволочи, холопы... Так, да? Ну-ну, подонки, холуи, картонные рыла... Ну хорошо, пусть будет так...
- Не трясите папкой над столом, - сказал он сурово. - Дайте ее сюда.
В кабинете возникло движение, мелькнули тени, взлетел легкий вихрь, и Домарощинер оказался рядом, за правым плечом, и папка легла на стол, и раскрылась, словно бы сама собою, выглянули листы отличной бумаги, и он прочитал слово, напечатанное крупными буквами: "ПРОЕКТ".
- Благодарю вас, - сказал он сурово. - Вы можете идти.
И снова взлетел вихрь, возник и исчез легкий запах пота, и Домарощинер был уже около дверей и пятился, наклонив корпус и держа руки по швам, - страшный, жалкий и готовый на все.
- Одну минутку, - сказал Перец. Домарощинер замер. - Вы можете убить человека? - спросил Перец.
Домарощинер не колебался. Он выхватил малый блокнот и произнес.
- Слушаю вас?
- А совершить самоубийство? - спросил Перец.
- Что? - сказал Домарощинер.
- Идите, - сказал Перец. - Я вас потом вызову.
Домарощинера не стало. Перец откашлялся и потер щеки.
- Предположим, - сказал он вслух. - А что дальше?
<...>
Он придвинул к себе папку. На первом листе было написано следующее:
$ 1. На протяжении последнего года Управление по лесу существенно улучшило свою работу и достигло высоких показателей во всех областях своей деятельности. Освоены, изучены, искоренены и взяты под вооруженную и научную охрану многие сотни гектаров лесной территории. Непрерывно растет мастерство специалистов и рядовых работников. Совершенствуется организация, сокращаются непроизводительные расходы, устраняются бюрократические и другие непроизводственные препоны.
$ 2. Однако наряду с достигнутыми достижениями, вредоносное действие Второго закона термодинамики, а также закона больших чисел все еще продолжает иметь место, несколько снижая общие высокие показатели. Нашей ближайшей задачей становится теперь упразднение случайностей, производящих хаос, нарушающих единый ритм и вызывающих снижение темпов.
$ 3. В связи с вышеизложенным предлагается в дальнейшем рассматривать проявления всякого рода случайностей незакономерными и противоречащими идеалу организованности, а прикосновенность к случайностям (пробабилитность) - как преступное деяние, либо, если прикосновенность к случайности (пробабилитность) не влечет за собой тяжких последствий, как серьезнейшее нарушение служебной и производственной дисциплины.
$ 4. Виновность лица, прикосновенного к случайности (пробабилитика), определяется и измеряется статьями Уголовного Уложения N 62, 64, 65 (исключ. Пп. С. и О.), 113 и 192 п. К или $ Административного Кодекса 12, 15 и 97.
ПРИМЕЧАНИЕ: Смертельный исход прикосновенности к случайности (пробабилитности) не является как таковой оправдывающим, либо смягчающим обстоятельством. Осуждение, либо взыскание в этом случае производится посмертно.
$ 5. Настоящая Директива дана.... месяца.... дня.... года. Обратной силы не имеет.
Подпись: ДИРЕКТОР УПРАВЛЕНИЯ
(........)
Перец облизал пересохшие губы и перевернул страницу. На следующем листе был приказ об отдаче под суд сотрудника группы научной охраны Х.Тойти в соответствии с директивой "О привнесении порядка" "за злостное потакание закону больших чисел, выразившееся в поскользнутии на льду с сопутствующим повреждением голеностопного сустава, каковая преступная прикосновенность к случайности (пробабилитность) имела место 11 марта с.г.". Сотрудника Х.Тойти предлагалось впредь во всех документах именовать пробабилитиком Х.Тойти...
Перец щелкнул зубами и посмотрел следующий листок. Это тоже был приказ: о наложении административного взыскания - штрафа в размере четырехмесячного жалования - посмертно на собаковода вооруженной охраны Г. де Монморанси, "беспечно позволившего себе быть пораженным атмосферным разрядом (молнией)". Дальше шли заявления об отпусках, просьбы об единовременном пособии по случаю утери кормильца и объяснительная записка некоего Ж.Люмбаго относительно пропажи какой-то катушки...
- Какого черта! - сказал Перец вслух и снова прочитал проект директивы. Он вспотел. Проект был отпечатан на меловой бумаге с золотым обрезом. Посоветоваться бы с кем-нибудь, тоскливо подумал Перец, этак я совсем пропаду...
Тут дверь распахнулась, и в кабинет, толкая перед собой столик на колесиках, вошла Алевтина, одетая очень изысканно и модно, со строгим и серьезным выражением на умело подкрашенном и припудренном лице.
- Ваш завтрак, - сказала она деликатным голосом.
- Закройте двери и идите сюда, - сказал Перец.
Она закрыла дверь, толкнула столик ногой и, поправляя волосы, подошла к Перецу.
- Ну что, пусик? - сказала она, улыбаясь. - Доволен ты теперь?
- Слушай, - сказал Перец. - Ерунда какая-то. Ты почитай.
Она села на подлокотник, левой обнаженной рукой обняла Переца за шею, а правой обнаженной рукой взяла Директиву.
- Ну, знаю, - сказала она. - Все правильно. В чем дело? Может быть тебе Уголовное Уложение принести? Прежний директор тоже ни одной статьи не помнил.
- Да нет, подожди, - нетерпеливо сказал Перец. - Причем здесь уложение... Причем здесь Уложение! Ты читала?
- Не только читала, но и печатала. И стиль правила. Домарощинер ведь писать не умеет, он и читать-то только здесь научился... Кстати, пусик, сказала она озабоченно, - Домарощинер там ждет, в приемной, ты его во время завтрака прими, он это любит. Он тебе бутерброды делать будет...
- Да плевал я на Домарощинера! - сказал Перец. - Ты мне объясни, что я...
- На Домарощинера плевать нельзя, - возразила Алевтина. - Ты у меня еще пусик, ты у меня еще ничего не понимаешь... - Она надавила Перецу на нос, как на кнопку. - У Домарощинера есть два блокнотика. В один блокнотик он записывает, кто что сказал - для директора, а в другой блокнотик он записывает, что сказал директор. Ты, пусик, это имей в виду и никогда не забывай.
- Подожди, - сказал Перец. - Я хочу с тобой посоветоваться. Вот эту Директиву... этот бред я подписывать не буду.
- Как это - не будешь?
- А вот так. У меня рука не подымется - такое подписать.
Лицо Алевтины стало строгим.
- Пусик, - сказала она. - Ты не упирайся. Ты подпиши. Это же очень срочно. Я тебе потом все объясню, а сейчас...
- Да что тут объяснять? - сказал Перец.
- Ну, раз ты не понимаешь, значит, тебе нужно объяснить. Вот я тебе потом и объясню.
- Нет, ты мне сейчас объясни, - сказал Перец. - Если можешь, добавил он. - В чем я сомневаюсь.
- Ух ты, мой маленький, - сказала Алевтина и поцеловала его в висок. Она озабоченно поглядела на часы. - Ну, хорошо, ну, ладно.
Она пересела на стол, подложила под себя руки и начала, глядя прищуренными глазами поверх головы Переца:
- Существует административная работа, на которой стоит все. Работа эта возникла не сегодня и не вчера, вектор уходит своим основанием далеко в глубь времен. До сегодняшнего дня он овеществлен в существующих приказах и директивах. Но он уходит и глубоко в будущее, и там он пока еще только ждет своего овеществления. Это подобно прокладке шоссе по трассированному участку. Там, где кончается асфальт, и спиной к готовому участку стоит нивелировщик и смотрит в теодолит. Этот нивелировщик - ты. Воображаемая линия, идущая вдоль оптической оси теодолита, есть неовеществленный административный вектор, который из всех людей видишь только ты и который именно тебе надлежит овеществлять. Понятно?
- Нет, - сказал Перец твердо.
- Это неважно, слушай дальше... Как шоссе не может свернуть произвольно влево или вправо, а должно следовать оптической оси теодолита, так и каждая очередная директива должна служить континуальным продолжением всех предыдущих... Пусик, миленький, ты не вникай, я этого сама ничего не понимаю, но это даже хорошо, потому что вникание порождает сомнение, сомнение порождает топтание на месте, а топтание на месте это гибель всей административной деятельности, а следовательно, и твоя, и моя, и вообще... Это же азбука. Ни единого дня без директивы, и все будет в порядке. Вот эта Директива о привнесении порядка - она же не на пустом месте, она же увязана с предыдущей Директивой о неубывании, а та увязана с Приказом о небеременности, а этот Приказ логически вытекает из Предписания о чрезмерной возмутимости, а оно...
- Какого черта! - сказал Перец. - Покажи мне эти предписания и приказы... Нет, лучше покажи мне самый первый приказ, тот, который в глубине времен.
- Да зачем это тебе?
- То есть как - зачем? Ты говоришь, что они логично вытекают. Не верю я этому!
- Пусенька, - сказала Алевтина. - Все это ты посмотришь. Все это я тебе покажу. Все это ты прочитаешь своими близоруконькими глазками. Но ты пойми: позавчера не было директивы, вчера не было директивы - если не считать пустякового приказика о поимке машинки, да и то устного... Как ты думаешь, сколько времени может стоять Управление без директив? С утра уже сегодня неразбериха: какие-то люди ходят везде и меняют перегоревшие лампочки, ты представляешь? Нет, пусик, ты как хочешь, а Директиву подписать надо. Я ведь добра тебе желаю. Ты ее быстренько подпиши, проведи совещание с завгруппами, скажи им что-нибудь бодрое, а потом я тебе принесу все, что ты захочешь. Будешь читать, изучать, вникать... Хотя лучше, конечно, не вникай.
Перец взялся за щеки и потряс головой. Алевтина живо соскочила со стола, обмакнула перо в черепную коробку Венеры и протянула вставочку Перецу.
- Ну, пиши, миленький, быстренько...
Перец взял перо.
- Но отменить-то ее можно будет потом? - спросил он жалобно.
- Можно, пусик, можно, - сказала Алевтина, и Перец понял, что она врет. Он отшвырнул перо.
- Нет, - сказал он. - Нет и нет. Не стану я этого подписывать. На кой черт я буду подписывать этот бред, если существуют, наверное, десятки разумных и толковых приказов, распоряжений, директив, совершенно необходимых, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО необходимых в этом бедламе...
- Например? - живо сказала Алевтина.
- Да господи... Да все, что угодно... Елки-палки... Ну хоть...
Алевтина достала блокнотик.
- Ну хотя бы... Ну хотя бы приказ, - с необычайной язвительностью сказал Перец, - сотрудникам группы Искоренения самоискорениться в кратчайшие сроки. Пожалуйста! Пусть все побросаются с обрыва... Или постреляются... Сегодня же! Ответственный - Домарощинер... Ей богу, от этого было бы больше пользы...
- Одну минуту, - сказала Алевтина. - Значит, покончить самоубийством при помощи огнестрельного оружия сегодня до двадцати четырех ноль-ноль. Ответственный - Домарощинер... - Она закрыла блокнот и задумалась. Перец смотрел на нее с изумлением. - А что! - сказала она. - Правильно! Это даже прогрессивнее... Миленький, ты пойми: не нравится тебе директива - не надо. Но дай другую. Вот ты дал, и у меня больше нет к тебе никаких претензий...
Она соскочила на пол и засуетилась, расставляя перед Перецом тарелки.
- Вот тут блинчики, вот тут варенье... Кофе в термосе, горячий, не обожгись... Ты кушай, а я быстренько набросаю проект и через полчаса принесу тебе.
- Подожди, - сказал ошеломленный Перец. - Подожди...
- Ты у меня умненький, - сказала Алевтина нежно. - Ты у меня молодец. Только с Домарощинером будь поласковее.
- Подожди, - сказал Перец. - Ты что, смеешься?
Алевтина побежала к дверям, Перец устремился за нею с криком: "Не сходи с ума!", Но схватить не успел. Алевтина скрылась, и на ее месте, как призрак, возник из пустоты Домарощинер. Уже прилизанный, уже почищенный, уже нормального цвета и по-прежнему готовый на все.
- Это гениально, - тихо сказал он, тесня Переца к столу, - это блестяще. Это наверняка войдет в историю...
Перец попятился от него, как от гигантской сколопендры, наткнулся на стол и повалил Тангейзера на Венеру.
@темы: Частички реала, Честно?, Он умер. Они, болваны, не давали ему читать, и он умер от голода (с), Fascinating *-*, Настроенческое, Цитатник