Безумства нужно совершать - но крайне осторожно || Механический будильник, отстающий на пятьсот веков
03.07.2013 в 19:21
Пишет ...Хрусталь...:[дорожное].
Звук врезается теплым лезвием, острым солнцем, на секунду лишь сменишь тему - и он забыт. "Покупается" - не антонимы с "продается", тишина - не противник мечущейся пальбы. Золотистые искры в глазах не дают покоя ни тебе, ни всем прочим, кто ими был зажжен. Трепетанье ветра чувствуешь ты щекою. Не скажу про живых, а покойников бережем.
Мир сложился, как мозаика из коробки, между детских пальцев вытек сырым желтком. Вспоминаешь, как полночи стояли в пробке, от окна тянуло газом и сквозняком. Фонари над трассой - трассеры на излете, каждый третий не смерть несёт, а укажет цель. Виден город, полупризрачный и далекий. Ты пока что не добрался, но жив и цел. Вспоминаешь: под Волгоградом, кабина всмятку, в узел завязана, смазана, как ножом. До билета домой не хватает всего двадцатку. Не скажу про живых, а покойников бережем. Эпизодами мир выхватываешь, кусками, не запомнить деталей - дьявол запрятан в них. Ты теперь сама и Малдер себе, и Скалли, а все партии кончаются на ничьих. Никому не обыграть. Никому не сдаться. А на пальце сравнялся след от кольца, и тут понимаешь: как же, это неправда, братцы, не успел каких-то нищенских пять минут.
Твои волосы выцвели - поле под южным солнцем, солнце - раб для подсолнуха, ходит за ним, как пес. По ночам - мошкара от сохнущего болотца, виноград беспримерно кислый, солёный плес. Я-то что - я сам себе Будда и Нострадамус, пью компот ковшом, рисую карандашом. Не смотри, что голос сорван и взгляд блуждающ.
Все еще живой.
А мертвых мы бережём.
(с) ...Хрусталь...
*
URL записиНе скажу про живых, а покойников мы бережем.
(с) В. Высоцкий.
(с) В. Высоцкий.
Звук врезается теплым лезвием, острым солнцем, на секунду лишь сменишь тему - и он забыт. "Покупается" - не антонимы с "продается", тишина - не противник мечущейся пальбы. Золотистые искры в глазах не дают покоя ни тебе, ни всем прочим, кто ими был зажжен. Трепетанье ветра чувствуешь ты щекою. Не скажу про живых, а покойников бережем.
Мир сложился, как мозаика из коробки, между детских пальцев вытек сырым желтком. Вспоминаешь, как полночи стояли в пробке, от окна тянуло газом и сквозняком. Фонари над трассой - трассеры на излете, каждый третий не смерть несёт, а укажет цель. Виден город, полупризрачный и далекий. Ты пока что не добрался, но жив и цел. Вспоминаешь: под Волгоградом, кабина всмятку, в узел завязана, смазана, как ножом. До билета домой не хватает всего двадцатку. Не скажу про живых, а покойников бережем. Эпизодами мир выхватываешь, кусками, не запомнить деталей - дьявол запрятан в них. Ты теперь сама и Малдер себе, и Скалли, а все партии кончаются на ничьих. Никому не обыграть. Никому не сдаться. А на пальце сравнялся след от кольца, и тут понимаешь: как же, это неправда, братцы, не успел каких-то нищенских пять минут.
Твои волосы выцвели - поле под южным солнцем, солнце - раб для подсолнуха, ходит за ним, как пес. По ночам - мошкара от сохнущего болотца, виноград беспримерно кислый, солёный плес. Я-то что - я сам себе Будда и Нострадамус, пью компот ковшом, рисую карандашом. Не смотри, что голос сорван и взгляд блуждающ.
Все еще живой.
А мертвых мы бережём.
(с) ...Хрусталь...
*