Безумства нужно совершать - но крайне осторожно || Механический будильник, отстающий на пятьсот веков
- Скарлет, - утвердительно, с тенью вопроса. Он горд и потому ждет, что она оставит фортепьяно и, коротко взглянув на него, спросит.
И она спрашивает.
- Да?
Он бьет ее по лицу, наотмашь, смотрит, как качается ее голова, и тихонько потирает саднящую ладонь.
Она медленно поднимает голову; в глазах нет слез, зато в них есть вопрос.
Теперь она уже не спрашивает. Только смотрит.
Ему всегда становилось тошно от этого взгляда, и он снова бьет ее в отчаянной попытке его стереть.
- Не отвлекайся от занятий, Скарлет, - холодно говорит он, пока девушка отрешенно ощупывает лицо. - Как твой учитель, я имею право тебя наказывать.
Она так же отстраненно садится за фортепьяно, кладет свои красивые длинные пальцы на клавиши и замирает в задумчивости. Затем пальцы начинают двигаться, и она играет что-то свое; в этой импровизации тонкой нитью проскальзывает ее боль. Скоро она заканчивает, кидает короткий взгляд на него и решается спросить:
- Как вы оцените?
Он вскидывает подбородок.
- Плохо, Скарлет. Ты недостойна быть моим учеником. Ты вообще недостойна играть на таком инструменте. Занятие закончено. Можешь больше не приходить.
Ему кажется, что он буквально видит, как Скарлет, повернувшись к нему спиной, тихонько заливается слезами, которых он терпеть не может, как она приходит домой и погружается в ежедневные заботы сестер, пытаясь забыть его отказ. Но девушка молча собирает сумку и уходит, не проронив ни слова, ни слезинки.
Она горда и не позволит себе расплакаться сейчас.
Он горд и не позволит себе простить только что нанесенное его самолюбию оскорбление.
Ему кажется, что прошел лишь миг, - и вот он снова слышит эту мелодию и боль, прошивающую мир насквозь. Он выходит из леса и поднимается на сцену театра.
- Скарлет, - утвердительно, с тенью вопроса. Он горд и потому ждет, как она остановится, обернется и спросит.
Но она не останавливается.
Она тоже горда.
И она спрашивает.
- Да?
Он бьет ее по лицу, наотмашь, смотрит, как качается ее голова, и тихонько потирает саднящую ладонь.
Она медленно поднимает голову; в глазах нет слез, зато в них есть вопрос.
Теперь она уже не спрашивает. Только смотрит.
Ему всегда становилось тошно от этого взгляда, и он снова бьет ее в отчаянной попытке его стереть.
- Не отвлекайся от занятий, Скарлет, - холодно говорит он, пока девушка отрешенно ощупывает лицо. - Как твой учитель, я имею право тебя наказывать.
Она так же отстраненно садится за фортепьяно, кладет свои красивые длинные пальцы на клавиши и замирает в задумчивости. Затем пальцы начинают двигаться, и она играет что-то свое; в этой импровизации тонкой нитью проскальзывает ее боль. Скоро она заканчивает, кидает короткий взгляд на него и решается спросить:
- Как вы оцените?
Он вскидывает подбородок.
- Плохо, Скарлет. Ты недостойна быть моим учеником. Ты вообще недостойна играть на таком инструменте. Занятие закончено. Можешь больше не приходить.
Ему кажется, что он буквально видит, как Скарлет, повернувшись к нему спиной, тихонько заливается слезами, которых он терпеть не может, как она приходит домой и погружается в ежедневные заботы сестер, пытаясь забыть его отказ. Но девушка молча собирает сумку и уходит, не проронив ни слова, ни слезинки.
Она горда и не позволит себе расплакаться сейчас.
Он горд и не позволит себе простить только что нанесенное его самолюбию оскорбление.
Ему кажется, что прошел лишь миг, - и вот он снова слышит эту мелодию и боль, прошивающую мир насквозь. Он выходит из леса и поднимается на сцену театра.
- Скарлет, - утвердительно, с тенью вопроса. Он горд и потому ждет, как она остановится, обернется и спросит.
Но она не останавливается.
Она тоже горда.